Продолжаем публикацию фрагментов автобиографичной рукописи нашего земляка Ивана Евлампиевича Трояна (на фото). Историю этой 8-летней работы, и ее появления в редакции нашего издания вы можете прочитать в предыдущих публикациях:
- "Сын комиссара". В Краматорске обнаружена уникальная рукопись
- От редактора: кое-что еще об одной автобиографии
Начало публикации:
Второй плен
Итак, после всего пережитого за годы войны, меня постигло новое горе. Первым же поездом я уехал в Дубово, к своей теще. Целую ночь напролет мы просидели в полной темноте, так как электричества не было, а керосин для лампы достать было не так просто. Целую ночь мы рассказывали друг другу о том, что пережили во время войны.
Теща рассказала, что моя жена отбывает 10-летнее заключение в селе, которое находится неподалеку от Красного Лимана. Утром я сразу же помчался в город, чтобы поскорее увидеться с родными, а главное – с 9-летней дочкой Эммой, которую я не видел более четырех лет.
Дочка, которая уже считала себя круглой сиротой, конечно же, нашей встрече была несказанно рада. Эмму приютила моя старшая сестра Зина. От нее я узнал местонахождение лагеря для заключенных, в котором находилась моя жена, и на следующий же день пешком (нужно было идти 18 километров) помчался в тот лагерь.
Мы, наконец-то, встретились. Жена рассказала, что, работая инспектором в Славянском железнодорожном ОРСе, оказалась обвиненной в «хищении социалистической собственности». Говорили мы откровенно, и я понял, что у нее, действительно, были упущения по службе и халатность в работе, но ничего она не воровала. Возможно, ее, действительно, следовало наказать, но не десятью же годами лагерей! Жена рассказала, что она подавала апелляцию в Верховный суд СССР, но тот утвердил решение трибунала полностью.
Я решил, как говорится, идти за нее грудью против ветра. С помощью своего близкого родственника-депутата Верховного Совета СССР я собрал по делу жены необходимые документы, получил пропуск и выехал в Москву. Разыскал в столице двух своих высокопоставленных друзей, и они устроили мне свидание с членом Коллегии Верховного суда СССР. Я рассказал ему обо всем, показал документы, и член коллегии Суда заверил меня, что приговор Военного трибунала будет отменен, и мою жену отпустят на свободу. Вот так мне удалось вернуть себе жену, а Эмме – мать.
Подходил срок моего отбытия в штаб Приволжского военного округа, направление куда мне дали в Дрездене. В штаб ПриВО я прибыл в тот самый знаменательный для всего мира день, когда второй союзник Германии – Япония - полностью капитулировала. Закончилась вторая Мировая война.
В сентябре 1945 года штаб ПРИВО начал передислокацию из Куйбышева в Казань, и меня сразу же пароходом направили туда.
В Симбирске-Ульяновске наш пароход имел продолжительную остановку, и я с группой товарищей пошел посмотреть дом-музей родителей Ленина. В то время так называемый «музей Ленина» представлял собой полузаброшенное здание, которому властями не придавалось никакого значения. Это теперь в Ульяновске возведен грандиозный мемориальный комплекс.
Мне очень запомнился один момент: когда мы ходили по дому Ульяновых, в одной из комнат на полу увидели большое пятно. В музее о нем нам что-то наврали, а потом я узнал, что в период массовых сталинских репрессий 1936-38 гг., когда в доме проживал только один старший брат Ленина, ГПУ делало у него обыск со взломом полов! Вот так и появилось это пятно. Мой старый знакомый, видный большевик П.А.Панков уверял меня, что если бы в те годы Ленин был бы жив, то его наверняка арестовали бы и расстреляли как «врага народа». Точно так же, как были расстреляны Сталиным друзья Ленина и соратники по революции.
В Казани, в штабе ПриВО, я получил направление в так называемую резервную офицерскую дивизию, в которой мне предстояло пройти государственную проверку в связи с тем, что я был за границей. Конечно, я понимал, что будут проверять и причины, по которым я попал в плен, и выяснять, не иностранный ли я шпион. Ну, черт с вами, проверяйте!
Дивизия располагалась в местечке Суслонгер Удмурдской автономной республики. Войдя во двор, где располагалась «офицерская дивизия», я сразу же понял, что попал в самый настоящий лагерь для заключенных: на воротах стояли вооруженные агенты МГБ. Вот тогда я еще раз вспомнил слова Ивана Андреевича, который предупреждал, что на Родине тюрьмы мне не миновать.
Все нас, бывших военнопленных командиров и политработников Советской армии, а также партизан армий Сопротивления Франции, Италии, Югославии и других государств, воевавших против Германии, поселили в холодные, сырые землянки, в которых, кроме голых деревянных нар ничего не было. Словом, я вновь очутился в плену, но только теперь в плену советском. Лег я на голые нары, и едва не заплакал. Иван Андреевич был прав…
На каждого из нас сразу же завели «дело», и каждого проверял следователь ГПУ, который, собственно говоря, и решал нашу судьбу. Бесконтрольную, всемогущую роль ГПУ я тогда уже хорошо знал, и вся надежда была попасть в руки не зверю, а к человеку.
Месяца через полтора меня, наконец, вызвали на первый допрос. Я рассказал о себе все, в том числе высказал мысль, что в плен я угодил благодаря моим начальникам – подполковнику Уманскому и его комиссару Азарху. Нужно сказать, что следователь слушал меня внимательно, не грубил и не перебивал. Было много вопросов, а затем следователь заявил, что теперь данные будут проверять, и это займет около месяца. И я снова отправился в на нары в сырую землянку.
Примерно через месяц меня допрашивали уже два следователя. Снова подробный рассказ обо всех моих мытарствах, старший следователь при этом читал какие-то документы, а потом сказал как бы себе под нос: «Да, война – дело не шутейное, там бывает по-всякому…» Допрос закончился, и я снова оказался все в той же землянке. У меня было чувство, что у следователей нет на меня ни одного компрометирующего материала, и они, как казалось, просто не решались сами принять окончательное решение, и, видимо, ждали чьего-то решения «сверху».
Через два дня меня снова вызвал следователь и спросил о моей семье. А на следующий день меня вызвали в канцелярию, вручили мне военный билет офицера запаса Вооруженных сил СССР, в котором было записано, что, согласно приказу № 0226 от 27 ноября 1945 года по войскам Казанского ВО, я уволен в запас из 3-го учебного полка 47-й стрелковой дивизии. Что это был за 3-й полк и что за дивизия – я не знаю до сих пор.
В период моей службы в 37-1 армии, мне было присвоено очередное воинское звание – капитан, но в моем военном билете указывалось, что я демобилизован из армии в моем довоенном звании – лейтенант. Оказалось, что документов 37-й армии о моем новом воинском звании не сохранилось, и я знал почему. Потому что 37-я армия летом 1942 года была немцами полностью разгромлена.
Так, волею судьбы, благополучно закончился и мой второй, трехмесячный плен в Суслонгере. Только 1 декабря 1945 года я, как говорится, вчистую был освобожден из армии, и приехал в Красный Лиман. Жена моя, как и обещал член Верховного суда СССР, уже была дома, работала в Краматорске. Конечно, я был счастлив, и впереди меня ждала новая жизнь.
Я снова преподаю
Если трудно жить людям до войны, то после войны стало еще хуже. Все вокруг было развалено, десятки миллионов людей погибли, вокруг - множество калек и инвалидов… А Сталин и сталинцы, возомнив себя главными победителями, устроили в стране полный произвол, делали, что хотели. Вся страна сплошь была усеяна лагерями для заключенных. Только в одном небольшом Краматорске было три лагеря для заключенных, в Макеевке – пять, и это не считая тюрем! Советский Союз был обессилен войной до крайности, но скажу прямо, что рабочих рук для восстановления всего разрушенного, и причем рабочих рук бесплатных, в стране хватало. На восстановлении разрушенного хозяйства работали миллионы советских заключенных, миллионы пленных немцев и их бывших союзников – японцев, итальянцев, румын… Словом, рабочих рук хватало. В СССР попало много заводского оборудования, вывезенного из западно-европейских государств.
Была на высоте и дисциплина. Людей безжалостно судили за 20-минутное опоздание, не говоря уж о «хищениях социалистической собственности».
А вот специалистов с высшим образованием буквально считали по пальцам, поэтому передо мной, опытным инженером, было широкой поле для деятельности. А вот по прямой своей специальности, на железной дороге, я работать не мог, так как мой отец, как «враг народа», по-прежнему отбывал заключение на северном Урале.
Много думал я, куда же пойти на работу. Имущества в семье не было никакого, все погибло во время войны, а что я привез из Польши в 39-м году – все это жена с дочерью поменяли на продукты, чтобы не умереть с голоду. У нас даже не было своей крыши над головой, и нужно было искать такую работу, чтобы семье предоставили хоть какую-то комнатушку. По прежнему, довоенному месту работы в Краматорском машиностроительном техникуме, получить жилье было нереально. И я решил поступить на Изюмский паровозостроительный завод, с которого, как помнит читатель, я бежал в 1938 году, спасаясь от репрессий. Там мне давали малюсенькую комнату в общежитии для семьи.
На Изюмском заводе меня хорошо помнили, и приняли на должность заместителя начальника механического цеха. Там же я хотел вторично восстановить свое членство в партии, так как чувствовал, что без этого мне было нельзя. Однако жизнь повернулась по-другому. Жена наотрез отказалась переезжать в Изюм, и мне пришлось переехать в Краматорск, где я поступил на должность начальника паровозо-вагоно-кранового хозяйства металлургического завода им. Куйбышева. Здесь мне предоставили скромную квартиру.
Разрушения на Краматорском металлургическом заводе. Источник: форум газеты "Поиск"
Восстановление КМЗ им. Куйбышева. Источник: "Украинские учебники"
Почти полностью разрушенный в результате войны Краматорский металлургический завод требовал от нас, командиров производства, колоссального напряжения сил. На территории завода стояли в тупиках полуразбитые паровозы, железнодорожные краны и вагоны. От меня требовалось восстановить все это хозяйство. Я работал по 16-18 часов в сутки, редко бывал свободным.
К сожалению, серьезно и навсегда испортились мои отношения с женой.
Проработав на заводе примерно год, я, как участник войны, получил от директора КМЗ Д.Г.Игнатенко предложение взять хорошее приусадебное место, и начал строить там собственный дом (в нем я и живу до сих пор). Это еще больше увеличило мои заботы, и я все реже общался со своей семьей. Когда, наконец, 3-комнатный дом был простроен, я сразу же перешел в него жить, а вот жена покидать казенную квартиру отказалась. Так моя «Любовная лодка разбилась о быт».
Возвращение отца
К концу 1947 года, отбыв десятилетнее заключение и чудом оставшись в живых, вернулся с Урала и мой отец. По возрасту он был уже пенсионером, но во времена Сталина людям по старости платили такие мизерные деньги, что их не хватало даже на пропитание. Поэтому, чтобы жить, пенсионер должен был работать до самой смерти.
Отец вернулся в Красный Лиман, в котором он делал революцию в 1917 году и где создавал Советскую власть в должности первого районного комиссара. В Красном Лимане у отца не оказалось, как говорится, ни кола, ни двора, кроме того, его там встретили как бывшего «врага народа» и даже не приняли на работу в паровозное депо, которому он отдал столько лет. Рассказывая мне, как его встретили в родном городе, отец рыдал, как ребенок, - так было ему больно и обидно.
Единственное фото первого Краснолиманского комиссара Евлампия Андреевича Трояна, сделано в последние годы его жизни. Фото из семейного архива
Мой отец был великим тружеником и большим специалистом по железнодорожному транспорту. И естественно, он обратился ко мне за помощью. Директор завода Д.Г.Игнатенко был порядочным человеком, и я смог оформить отца на работу инспектором-приемщиком. У отца не было крыши над головой, я и предложил ему жить вместе со мной.
Жизнь наша зимой 1947-48 гг. была трудной и мрачной. Оба мы были морально убитыми людьми. Украина снова столкнулась с острой нехваткой продуктов питания, рабочие сплошь и рядом пухли от голода, и требовать от них нормального выполнения заданий было очень трудно. Работая по 16-18 часов, мы оба просто падали с ног.
В советской литературе и истории ни единым словом не упоминается о тяжелейшем для народа послевоенном периоде 1947-48 годов. Люди пухли от голода, но происходило это потому, что так захотел проклятый Сталин! Спустя много лет после войны, мне довелось прочесть книгу под названием «Тыл советских Вооруженных сил в Великой Отечественной войне». Из нее я узнал, что Сталин и его подручные, для того, чтобы поднять свой престиж перед оккупированными Советской армией западно-европейскими государствами, гнали и гнали продукты в Польшу, Чехословакию, Венгрию, Болгарию и ГДР. А свой собственный народ обрекли на полуголодное существование! Вот какова та партия, которую и по сей день называют «Ум, честь и совесть нашей эпохи».
Прожив с отцом зиму, мы решили, что пора мне поискать счастья в другом месте. Весной 1948 года на наш завод приехал начальник Главного транспортного управления Министерства черной металлургии СССР Ш.И.Шиконян. И я попросил его перевести меня на другой завод, поблизости с Краматорском. Шиконян не оставил моей просьбы, и вскоре вызвал меня в Макеевку, на металлургический завод им. Кирова, назначив начальником технического отдела железнодорожного управления комбината. И мне немедленно предоставили там квартиру.
Прожив в Макеевке несколько месяцев, в конце 1948 года я встретил там одинокую учительницу из средней школы, Анну Самойловну Ситько, которая и стала моей второй женой. В 1950 году у нас родилась дочь Татьяна, мы получили лучшую квартиру, и вчетвером, вместе с матерью моей жены, начали новую жизнь.
Макеевский металлургический комбинат – громадное предприятие, на котором трудилось более 40.000 человек. Железнодорожное хозяйство - большущее, и работы там мне, как инженеру, было по горло. Комбинат был разрушен во время войны, и к его восстановлению были подключены два лагеря заключенных, более чем по тысяче человек в каждом.
Здесь у меня снова начались неприятности. Парторг нашего управления Анушкевич на каждом партсобрании искал в моей работе, как говорят в народе, побольше блох, виня меня во всех промахах в нашей сфере работы. Анушкевич доказывал руководству комбината, что, мол, я – сын «врага народа», что я был в немецком плену и что поэтому я не должен «играть главную скрипку» в управлении, так как я человек политически ненадежный.
Проклятая сталинщина укоренилась везде и всюду. Не желая терпеть анашкевических преследований, я решил оставить комбинат, и в 1954 году перешел работать преподавателем в Макеевский металлургический техникум.
Иван Троян - преподаватель Макеевского техникума. Фото из семейного архива
В техникуме я выполнял две должности: во-первых, заведовал учебно-производственной мастерской, а во-вторых, преподавал свою любимую дисциплину – техническую механику в полном объеме, с курсовым проектированием. Имея хороший опыт инженера-производственника и серьезно готовясь к урокам, я стал неплохим преподавателем. Кроме техникума, меня пригласили преподавать по совместительству в Макеевский филиал Донецкого политехнического института. Работой своей я был доволен.
Мой отец, оставшись в Краматорске, один, продолжал работать на металлургическом заводе. В 1956 году, когда Сталина уже не было в живых, некоторое время главой правительства СССР был Н.И.Булганин, благодаря которому вышел Закон о пенсиях. Согласно ему, отец получил новую пенсию, которая хотя и не обеспечивала ему нормальную старость, но жить на нее уже было можно.
Отец умер от сердечной болезни в 1959 году, в возрасте 76 лет. Прекрасная усадьба в Краматорске остался беспризорным. До моей пенсии оставалось еще 7 лет, и передо мной встала новая проблема: переезжать в Краматорск, или оставаться в Макеевке, а дом продавать? Дело в том, что оставить Макеевку для нас значило очень многое. И у меня, и у жены была хорошая работа, поэтому мы решили продержаться в этом городе хотя бы до моей пенсии, то есть 8 лет. После смерти отца, в краматорский дом переехала жить моя теща, однако, прожив всего один год, она скончалась. И, в конце концов, мы решились на переезд в Краматорск.
Я устроился старшим инженером-технологом на Старокраматорский машиностроительный завод, который был ближе всего к нашему дому.
Заключение
Десять лет я проработал на СКМЗ, и в 1970 году, в возрасте 63 лет, ушел на заслуженный отдых. Находясь на пенсии и имея много свободного времени, я много читаю книг Льва Толстого, Достоевского, Некрасова, журналы и газеты. Прочел много книг о прошедшей войне. Словом, узнал очень многое, и по отношению ко многим событиям мои взгляды серьезно изменились. Доживая последние годы своей жизни, я всегда стремился больше узнать, лучше понять и увидеть.
О существовании таких книг, как Библия и Евангелие, я, конечно же, слышал с детства, о них много говорил мой дедушка Николай, мой отец. Однако сам я их до сих пор не читал. И вот, наконец, когда мне уже минуло семьдесят пять, мне посчастливилось взять в руки эти книги, и я многое понял.
«Боже мой, - сказал я себе, - какой я был дурак, как бесстыдно обманывала меня советская пропаганда!»
Библия и Евангелие – это не выдумка, а настоящая история людей, живших много-много веков назад, и они подлежат тщательнейшему изучению людьми, как труды древней истории.
Главное, что мне особенно понравилось в Библии и Евангелии – это то, что эти книги учат людей, как должен жить человек с человеком. Теперь я понял, почему меня, комсомольца и коммуниста 20-х годов, и других, мне подобных, сначала марксистко-ленинская партия, а потом и сталинизм так тщательно оберегали от соприкосновения с Библией и Евангелием. Только теперь (очень поздно!) я понял, что коммунизм, который мне обещали еще тогда, когда я вступал в компартию, и о котором твердят всю мою жизнь идеологи этого утопического учения, есть ни что иное, как горизонт, который человек видит, но дойти до него не может.
К концу своей жизни я понял, что теория К. Маркса, по видимому, писалась для того времени, когда он жил и творил. Но каждому овощу свое время. Было такое время для теории Маркса и Энгельса, наверное, помогла она и Ленину. Но революция в России 1917 года - это не заслуга Маркса и Ленина, или еще кого-то. Это продукт времени. Так должно быть, говорится в Библии. Так оно было, и так будет впредь!
Автор биографии, Иван Евлампиевич Троян в последние годы жизни. Фото из семейного архива
Глубоко прав был мой революционер-отец, который незадолго до своей смерти как-то сказал мне, что он очень и очень сожалеет, что не послушал в 1917 году своего умнейшего тестя, моего дедушку Николая, не советовавшего ему «лезть в революцию», ибо она принесет ему не свободу и счастье, а горе и разочарование. Так оно и случилось. Со слезами на глазах отец говорил мне, что ни ему лично, ни вообще народу, революция не дала и десятой доли того, что за нее пришлось заплатить.
«Насильно мил не будешь», - говорил отец. - Насилием, революциями, войнами жизнь людей лучшей не сделаешь. Лучшей ее сделает только время. Не революционный, а эволюционный путь развития человеческого общества принесет людям и свободу, и счастье».
И я с ним вполне согласен.
Иван Евлампиевич Троян, 17 марта 1986 года
_____________________
ОТ РЕДАКТОРА
Уважаемый читатель!
Вот и закончилась публикация рукописи нашего земляка, Ивана Евлампиевича Трояна, обо всем том, что он пережил и что хотел сообщить всем нам.
Искренне надеюсь, что ваши ожидания от рукописи оправдались.
Еще раз благодарю всех людей, которые оказали посильную помощь в создании этой публикации. Кроме того, рад сообщить, что несколько дней назад в нашу редакцию поступило предложение от предпринимателей Краматорска, высказавших готовность профинансировать издание этой рукописи отдельной брошюрой. О развитии событий мы сообщим.
А в заключение...
В заключение предлагаю прислушаться к голосу нашего автора, высказавшего мысль о том, что всякая эпоха достойна ее описания хотя бы в личных автобиографиях. Уверен: нашему поколению, пережившему крах СССР, лихие 90-е и становление нового Украинского государства, тоже есть что рассказать потомкам.
А потому - дерзайте! Уверен: все у вас получится!
С уважением, Виталий Выголов, редактор Интернет-издания "ОбщеЖитие Online"
Комментарии