Михаил Мартиросов рассказал о том, как его пытали в милиции

28-летний учитель английского языка Михаил Мартиросов, обвинявшийся в изнасиловании малолетней Кати Свечихиной и приговоренный Краматорским городским судом к 10,5 годам лишения свободы, был освобожден во время заседания Апелляционного суда в Донецке, пишет газета «Восточный проект».

Михаила Мартиросова обвиняли в изнасиловании и доведении до самоубийства 11-летней девочки. Кроме того, его подозревали в изнасиловании и убийстве 15-летнего мальчика, а главный милиционер Донецкой области Николай Купянский три года назад на пресс-конференции заявил, что вина Мартиросова по обоим эпизодам доказана полностью. Однако подозрение в убийстве мальчика с Михаила сняли, так как у него было алиби.

В 2009 году его взяли под стражу, и с тех пор он находился в СИЗО. За это время учителя английского языка трижды судили в Краматорске. Сначала судья Владимир Климов отправил его дело на повторное досудебное расследование, но прокуратура опротестовала это решение в Апелляционном суде Донецкой области, и дело снова вернули в суд.

В декабре 2011 года судья Анжелика Чернобай вынесла Мартиросову приговор, признав его виновным в изнасиловании, но оправдав в доведении до самоубийства девочки. Тогда Краматорский городской суд приговорил Михаила к 10,5 годам лишения свободы.

Апелляционный суд области этот приговор тоже отменил и отправил на повторное судебное расследование в Краматорск, однако судья Оксана Карпенко снова признала репетитора виновным в изнасиловании девочки, но оправдала в доведении до самоубийства. По этому приговору Мартиросов получил наказание в виде 10,5 лет тюрьмы.

В общей сложности Михаил провел в СИЗО три года и три месяца. В пятницу, 22 марта, Апелляционный суд Донецкой области отпустил его под подписку о невыезде, а дело отправили на повторное досудебное расследование. На следующий день после освобождения Михаил Мартиросов дал интервью газете «Восточный проект».

– Суд не нашел доказательств моей причастности к данному преступлению, – говорит Михаил. – Я на подписке о невыезде, следствие еще будет идти, а я остаюсь одним из подозреваемых. Будут проверять причастность третьих лиц к преступлению. Есть один человек, который мог сделать это. Суд его уже допрашивал и установил,что он приставал к одноклассницам Кати. Дадут ли этому факту ход или нет, я не знаю. Но сейчас хотел бы поблагодарить моих адвокатов Алексея Бармина и Юрия Новака за их работу, за то, что они поддерживали меня. И делали это абсолютно бесплатно.

– Какие у вас сейчас ощущения? О чем вы подумали, когда судья зачитал решение? 

– Я даже не поверил сначала. До сих пор до конца так ничего и не понял. Я все это время надеялся выйти на свободу, но все-таки не ожидал, что все так случится.

– У вас есть какие-то планы, что будете дальше делать? 

– Дел накопилась куча, вы сами понимаете. Начиная от того, что тот же паспорт нужно оформить, здоровье тоже подправить немного, потому что много хронических болезней, которые в тюрьме нереально излечить. Нужно искать какую-то работу, хотя мне сказали, что прямо с понедельника могу выходить на работу в 33-ю школу. Я ведь не уволен, официально все еще числюсь там. Но желания у меня почему-то нет. У меня его и тогда уже особо не было, я начинал искать новую работу.

– С чем это было связано? 

– Не устраивала финансовая сторона работы учителя. Мне нравится эта работа, я уже с третьего курса института ездил в пионерские лагеря, работал вожатым, мне все нравилось, но по финансам вы сами понимаете, какая там зарплата.

– Кем сейчас хотите устроиться? 

– На тот момент я искал должность менеджера. Читал объявления, где нужен менеджер со знанием ПК и английского. Я звонил, ходил на собеседования. Разные компании были – турагентства, компании по продажам. Я тогда в Донецке искал работу. Мне уже позвонили из представительства одной немецкой фирмы, сказали «Приезжайте. Мы вас берем». Но тогда я им ответил, что я уже не могу приехать, давайте, мол, потом. Но потом не получилось.

– Расскажите о вашей жизни все эти три года. 

Морально было тяжело. Четыре стены... Я всю жизнь занимался спортом, для меня активный отдых – это прежде всего. А здесь четыре стены и никуда не пойдешь, ничего не сделаешь, ни свежего воздуха, ничего.

В пятницу, после того как судья вынес свое решение, мне потом еще два часа выдавали справку из суда. Я сижу в этом зале суда, и вот уже смотрю в окно: там свобода, а я опять в этих четырех стенах.
Когда я уже уходил, донецкие конвоиры пожали мне руку, поздравляли. Причем я их впервые видел.

– А какие были условия пребывания в СИЗО? 

– Я сидел в Артемовском и Донецком СИЗО. Поначалу в камере на 1 койку было по 2 человека, спали по очереди. Но сейчас, особенно после принятия нового УПК, количество народу уменьшилось, есть даже пустые места. Ведь согласно новому УПК по некоторым статьям не дают арест.

– Не было проблем с сокамерниками? 

– Если касаться моей статьи, то там вообще никто ничего не говорил и не делал. Были какие-то бытовые склоки, небольшие ссоры, но это все утихомиривалось. Вот я в Донецке сидел, нас в камере было 15 человек. Из них четыре человека по той же статье, что и я. Остальные сидят и говорят мне: «Вот мы тебе верим, а остальным почему-то нет». Я бумаги из суда им положил, говорю: «Вот, читайте сами, там все написано. Мне скрывать нечего». Обычно когда такие статьи, то люди стараются побыстрее от бумаг избавиться, чтобы никто ничего не прочитал. Я же этого не делал.

– Чем вы занимали время все эти три года? 

– Книги читал. Изучал уголовно-процессуальный кодекс, это то, что мне нужно в первую очередь. Книга по психологии у меня была, художественная литература. Кроме того кроссворды, телевизор, общение.


«Меня пытали» 

– Вы признались на досудебном следствии в совершении преступления, это признание легло в основу приговора. Даже видео допроса попало в интернет. 

– Сначала мне в устной форме угрожали пытками. Пообещали дурную славу обо мне по всей стране разнести, опозорить всех родственников. Потом раздели меня полностью, положили на пол, надели пакет на голову.

Меня держали пять человек, и один элоктрошокером в разные места тыкал. Потом он устал, поменялся с кем-то. Но я лежу, дергаюсь, и все. Они ничего не могу от меня добиться. Тогда начали что-то новое придумывать. Стали заливать мне наркотики в рот, говорят: сейчас у тебя все внутренние органы будет пронзать током. Я тогда не знал, что это наркотики, первентин, это мне потом в тюрьме рассказали. Но я их тогда не глотнул, выплюнул.

Терпеть у меня сил больше не было. Я не знал, выдержу ли я это все, выдержит ли мое сердце. Я думал, сейчас к следователю спущусь, там расскажу все, как было. Говорю: «Ладно, давайте, я все подпишу».

Меня привели к следователю, а там с ним уже сидит мой первый адвокат Игнатенко. Следователь мне говорит: «Рассказывай». Я говорю: «Я ничего не делал, меня только что били». Следователь молча выходит в коридор, опять заходят опера, опять забирают на третий этаж, и я понимаю, что тут мне уже адвокат не поможет. Во второй раз было то же самое.

После этого мы опять пошли к следователю, я все рассказываю, как меня научили. А про понедельник они мне тогда рассказать забыли (ведь экспертиза показала, что в понедельник или в воскресенье у девочки что-то было). Поэтому я все рассказываю, а про понедельник ничего не говорю. Потом повезли меня на судмедэкспертизу, осмотрели. Потом опять везут на третий этаж, опять давай меня бить. Говорят: ты про понедельник еще не сказал. Ну, давай скажу и про понедельник.

Если вы смотрели видео допроса, то оно дважды прерывается. У них выставлено, что между этими перерывами минута, но на самом деле меня успели вывезти на судмедэкспертизу в район травматологии и еще попытать. Когда у следователя на суде спросили, почему видео прерывается, он сказал: «Техническая неисправность».

До сих пор не нашли того, кто выложил видео допроса в интернет. В прокуратуре говорят, что много людей в этом замешаны и найти, кто это сделал, трудно. Когда следователь меня отпускал тогда под подписку о невыезде, говорил мне: «Только ж никому ничего не рассказывай. Это тайна следствия». На следующий день в школе уже все знают, в интернете все посмотрели. А как же тайна следствия? Сами все и слили. Им нужно было создать общественный резонанс.

– Вы знаете имена-фамилии тех, кто вас пытал? Вы будете писать по этому поводу жалобу в прокуратуру? 

– Сразу же после того, как меня закрыли в СИЗО, я написал и отправил три жалобы: в прокуратуру города, в областную прокуратуру и Генеральную прокуратуру. Но результат вы, наверное, знаете: проверка прокуратурой Краматорска, которая показала, что ничего не было. За все время, пока я сидел в СИЗО, я 50 жалоб отправил, но каждый раз один и тот же ответ.

– Изнасилование мальчика тоже заставляли брать на себя? 

– Аналогичным образом, только они меня уже больше били, так что и следы от побоев остались, у меня вся спина была синяя. В школу приехал, забрали, начали говорить: «Да лучше бы ты уехал в Баку, лучше бы ты убежал, лучше бы скрылся». Опять меня положили, бьют, я не пойму, за что. Потом вывели меня через черный ход, посадили в машину, отвезли в балку, показали: вот там ты встретил этого мальчика, вот там ты его тащил, там насиловал, там убил, вот там лежит зеленый пакет, там ты его привалил листьями.

Там тоже явка с повинной, но в итоге оказалось, что у меня железобетоннейшее алиби, меня на момент преступления в городе де было.

– Почему выбрали именно вас? Разве не было других подозреваемых? 

– У Кати был очень маленький круг знакомств. Кроме того, экспертиза показала, что последний половой акт у нее был за два или три дня до суицида. И вот они просчитывают со слов матери: в воскресенье была дома, в понедельник в школу не ходила, был английский и украинский, во вторник, когда произошло самоубийство, она была дома. Отчима уже во вторник допрашивали. У него железобетонное алиби: он был на НКМЗ, там система проходных, там все фиксируется. Все, остается учитель английского.

Но ничего не было. Вот здесь я сидел, а на вашем месте сидела Катя. За стеной – дядя, на кухне – тетя. Вот диван. Нашли бы хоть что-нибудь на покрывале, на одежде. Но все анализы чистые. 

Недостаточно прав для комментирования. Выполните вход на сайт